Что ждет российскую экономику: воспоминания и прогноз от советского энергетика
В книге Юрия Ножикова, известного советского энергетика, а в 1990-е годы - первого губернатора Иркутской области, нашел описание советской экономической системы семидесятых-восьмидесятых годов.
Хотел бы поделиться с читателями, очень уж точно напоминает сегодняшний момент. «У меня был в Москве знакомый, Алексей Дмитриевич Никонов, заведующий отделом института мировой экономики. Его сын, Вячеслав, известный сейчас политолог, тоже доктор наук. Алексей Дмитриевич говорил мне: вы лучше работайте, старайтесь, а то развяжете третью мировую войну. Я говорил: спасибо, и так стараемся, дальше некуда. И почему развяжем? Он объяснял: наша оборона противостоит всему миру — Европе, Америке, Японии. Стране этого противостояния не выдержать — в первую очередь экономически. Американцы посчитали, что в случае нападения на СССР они победят, но это обойдется им слишком дорого. И решили нас измотать в гонке вооружений, что и не особенно скрывают. Как только окончательно станет ясно, что в этой гонке мы проигрываем, можем взяться за винтовку...
Не скажу, что он открыл мне глаза, — просто подтвердил мои мысли. Я же видел, как все уходило на оборонные нужды — по нарядам с красной полосой. Даже с моего трестовского завода по производству электродов и котельно-вспомогательного оборудования. Схема была такая. Предположим, план ему спускают на 100 изделий. А он может от силы сделать 80. Из этих восьмидесяти сначала все отдают по красным нарядам — я до этого ни к чему притронуться не могу. Мне — остатки. Да и то в самый последний день. А остальные заказчики (20 — 25 процентов) вообще ничего не получат. Вот и начинается — авралы в конце каждого месяца, квартала, года, вечные баталии из-за ресурсов, нервотрепка, бестолковщина, все на живой нитке держится, то и дело рвется, несем потери. То, что записали в планах, заранее обречено...
Я бывал на "почтовых ящиках" — на объектах Минсредмаша и Минобороны. Мы монтировали там энергетическое оборудование. Их снабжали по максимуму, на 100 процентов. По сравнению с нашими, обыкновенными стройками — день и ночь. Приезжаешь — как в другой мир, как за границу. Говорили, писали — расходы на оборону 17 процентов бюджета. Так было в официальных сводках Госкомстата. На самом деле — какие там семнадцать! Больше половины уходило. А на нормальную экономику, которая бы обеспечивала потребности населения сегодня и особенно завтра, не хватало.
Но дефицит ресурсов на гражданском производстве — это было еще не самое главное. Самое главное, самый страшный бич послесталинской эпохи — уравниловка. Умеешь, стараешься, тянешь из себя жилы — все равно заработок срежут. Возможностей тут — море. А не умеешь, не стараешься, лентяйничаешь, дурака валяешь — дотянут до тарифной ставки, не пропадешь. Тут профсоюзы, все другие силы на защиту станут. Развращали нравственно, не было интереса к труду, одни моральные стимулы не спасали. Итог — падала производительность, снижалась квалификация. Все трудней было находить профессионалов. На монтаж посылали необстрелянных — как в Чечне. Я же это видел! Брали числом, отсюда — вечный дефицит в рабсиле. Каждый год на одну и ту же работу ставили все больше людей. (Хотя и техники прибавлялось). Но это же не могло продолжаться бесконечно! Да и не всегда можно было числом взять. На монтаже ходил такой анекдот. Грубый, конечно, но точный. Приходит в бригаду к мужикам зам. министра, спрашивает: "Что вам нужно, чтобы сделать ребенка?" Отвечают: "Поллитра и хорошую бабу, товарищ зам. министра. Через девять месяцев будет!" А зам. министра: "Вот вам ящик водки и девять баб — чтобы через месяц ребенок был..."
Жесткие административно-силовые методы, которые при Сталине еще давали эффект, теперь уже были бессильны. Говорили о материальных стимулах, но их не было. Говорили о рыночной экономике, особенно при Косыгине. Правда, о социалистическом рынке. Но и эти разговоры скоро прекратились Я читал в наших источниках о докладе американскому конгрессу известных советологов и экономистов Бжезинского, Макдоннела, Бергмана, других. Они писали, что рыночная экономика, безусловно, в интересах Советского Союза. Но, чтобы перейти к ней, ему надо отказаться от некоторых идеологических догм. Поскольку это вряд ли возможно, ожидать в ближайшее время перехода СССР к рынку не приходится...
Мы сами себя загоняли в угол. Хрущев объявил, что в восьмидесятом году будем жить при коммунизме. "От каждого по способности, каждому по потребности..." Очень хотелось этому верить, но не получалось. В восьмидесятом году Госплан впервые сверстал национальный доход с минусом. Это по нашей, советской методике. А что было на самом деле? Информация об этом дошла до меня не откуда-нибудь, а из стен обкома. Но хотелось показать, что мы лучше всех. За искажение отчетности грозили всяческими наказаниями (и наказывали), а на самом деле это приветствовали. На всех этажах — снизу доверху. Я любил рассматривать и выписывать разные цифры. Вижу: в России производят мяса на душу населения в два раза больше, чем в других республиках. Но у нас его нет, а на Кавказе и в Средней Азии есть. Как же так? То ли врут, то ли у России его отбирают —для равноправия...
Внизу, в рабочей среде, не понимали и не принимали того, что делают верхи. Там в открытую говорили: я — работаю, он — нет, а получаем одинаково. Уравниловка была выгодна тем, кто доставал дубленки и мясо с заднего крыльца. Рабочие говорили: когда прекратится этот бардак? Это был уже массовый протест. Он не выливался, как теперь,
в забастовки и демонстрации — не привыкли и просто боялись.
Внизу ничего не решалось, все решалось на самом верху — в ЦК. Но ЦК в такой большой стране не мог всего охватить и уже не управлял низами. Если и принимались верные решения, то они не доходили до всех, по дороге вязли. В армии самый главный враг — старшина — исполнитель приказов и деспот. Роль старшины на гражданке исполняли райкомы, горкомы, обкомы — там все безотчетно принималось к исполнению. Я хорошо увидел это в перестройку. В ЦК все-таки понимали, что так дальше продолжаться не может — ведь именно оттуда, сверху, пошли реформаторские призывы. Но в парткомах, которые были ближе к людям, не знали, что делать, там привыкли только к исполнению, не воспринимали этих призывов, не развивали их, даже наоборот. Я, когда был уже начальником "Братскгэсстроя", спрашивал у себя в парткоме: у вас такой аппарат, такой опыт всяких кампаний, почему сидите, не помогаете нам в реформе? Отвечают: нет указаний... Указаний не было, а власть уходила.
Такая система была неработоспособной. Страна все быстрее катилась вниз. Мы, хозяйственники, обсуждали это между собой и приходили к одному выводу: нужна реформа собственности, тогда и самостоятельность будет. Общее — это ничье, его никто считать и беречь не станет. Свое — поберегут, используют, как надо, а не как велели. Я соглашался с товарищами, но все-таки считал: главное — научиться говорить правду. Ну, если не полную, то приближенную. Скажем правду — люди поймут, примут правильные решения. Сказали бы, например, сколько после второй мировой войны на самом деле уходило на оборону и к чему это ведет, — может, столько бы и не тратили, образумились...» А вы что думаете об этих воспоминаниях?
